Митрофанова Екатерина. Сказки и стихотворения

Обиженная Улитка

Улитка тихонько ползла по листику одуванчика и разглядывала Действительность.

– Как это удобно – носить на спине домик! Если захочется домой, то не надо до него ползти, – прошелестел высокой травой Улитке игривый Ветер. И так раскачал одуванчик, на листике которого сидела Улитка, что чуть не сронил собеседницу. Улитка уже не ползла, а на всякий случай изо всех сил прилепилась к листику и с опаской поглядывала вниз.  

– Ничего подобного! – возразила пролетевшей над Улиткой пустой банкой из-под лимонада Действительность. – Ты посмотри, какая она с домом на спине неуклюжая. Если бы оставила своё жилище где-нибудь, как все нормальные обитатели клумбы, то и ползла бы быстрее! 

– А у меня домика нет. Даже такого, который бы можно было где-нибудь оставить, – печально просвистел листиками на деревьях Ветер.

– Но если мой дом будет в Австралии, а домой мне захочется, когда я буду в Южной Америке, то лететь придётся очень долго. Всё-таки домик на спине – это удобно! 

– Глупости! – фыркнула проезжающим грузовиком Действительность. – Улитка – настоящая уродина! Если все будут носить свои дома с собой, то мир превратится в сплошные ползущие домики! 

Услышавшие спор муравьи захотели посмотреть на уродливую Улитку и заспешили к одуванчику. Даже гусеница высунулась из листика соседнего цветка и прислушалась к разговору. Но на листике одуванчика никого не было. Улитка, не желая вступать в спор с грубой

Действительностью, убралась в свой домик… 

Калитка на дереве

В большом городе, на берегу реки, что протекала под высоким железнодорожным мостом, около покосившейся Старой Берёзы лежала деревянная Калитка. Выцветшая, с облупившейся краской, она тихо поскрипывала ржавыми петлями:  

– Неужели я больше никогда не смогу быть полезной? Неужели я совсем никому не нужна? 

– Глупости! – засмеялся пробегавший мимо Ручеёк и лизнул бок Калитки холодным язычком. – Ты обязательно кому-нибудь пригодишься! Нужно лишь найти своё место.  

Калитка задумалась. 

– Переезжай к нам! – чирикнула ей услышавшая разговор Птичка в красном фартуке.  

Калитка с радостью забралась на дерево и тут же взялась за дело. Птицам Калитка велела залетать в свои гнёзда и скворечники только через неё. Белки тоже должны были запрыгивать к себе домой через Калитку. Посторонним сидеть на Берёзе запрещалось. Гостям приходилось выписывать пропуск. А залетать на дерево после одиннадцати было невозможно, ведь Калитке, уставшей за целый день усердной работы, нужно было когда-то отдыхать. Молодёжь, не успевавшая вовремя вернуться домой, коротала ночи на соседних деревьях.  

Жителям не понравились новые порядки. Птицы недовольно перечирикивались, а белки бросали в Калитку косые взгляды, но выказывать новосёлке своё недовольство прямо стеснялись. Даже Старая Берёза сердито потрескивала стволом. Калитка чувствовала себя неловко.  

– Наверное, я плохо стараюсь, – грустно скрипела она подгнившими досочками.  

– Не печалься, – пыталась подбодрить её Птица в красном фартуке. – Ты отлично справляешься.  

– Чепуха! – заворчала Старая Берёза, покосившись ещё больше. – Если она ещё хоть день просидит на мне, то я склонюсь к земле от тяжести и больше никогда не смогу подняться!  

Калитка виновато спустилась с дерева, подняла Старую Берёзу и упёрлась одними концами досок в землю, другими в ствол.  

– Спасибо, – облегчённо вздохнула листиками Старая Берёза.  

«Это же так здорово, – подумала Калитка, подпирая Старую Берёзу и смотря на бескрайнее небо. – Так здорово найти своё место и быть кому-то полезной!»  

Кудрявое солнце

Солнышку вдруг стало скучно. Оно спустилось с неба и отправилось в салон красоты. Когда оно открыло дверь салона, то ослепило всех парикмахеров своим сиянием.  

– Вы ослепительно выглядите! – щурясь от яркого света необычного посетителя, сказал парикмахер с красивым аристократическим носом и выразительными печальными глазами.  

– Благодарю, – засмущалось Солнышко и покраснело. Оно уселось в кресло, радом с которым стоял парикмахер с красивым аристократическим носом и печальными глазами, и потребовало: – Сделайте мне химическую завивку.  

Парикмахер не мог даже прикоснуться к обжигающим лучикам Солнышка. Чтобы их охладить, он обрызгал необычного клиента из огнетушителя. Лучики немного остыли, но всё равно были горячими, как раскалённая сковорода. Парикмахер надел толстые рукавицы, которые кто-то когда-то забыл и они валялись в одном из шкафчиков комода, что стоял в углу салона красоты. Теперь парикмахер спокойно мог работать, не переживая за свои руки. Он взял расчёску и принялся расчёсывать лучики. Расчёска тут же расплавилась, ведь была пластиковой. К счастью, в салоне красоты имелся металлический гребешок. Когда лучики были расчёсаны и пострижены, парикмахер накрутил их на алюминиевые бигуди, намазал каким-то раствором и оставил Солнышко сидеть так целый час, пока лучики хорошенько не завьются.  

Через час Солнышко увидело себя в зеркале и ахнуло – таким красивым оно было! Вместо прямых лучей – кудряшки! Счастливое Солнышко поблагодарило парикмахера с красивым аристократическим носом и печальными глазами и побежало домой – на небо.  
Как только Солнышко вернулось на своё место, тёмная прежде улица (а без солнца все улицы тёмные) стала светлой.  

– Больше не уходи так внезапно, – обижено прошелестела осенними листиками Улица. – Как же я рада, что ты вернулось. Какая же красивая у тебя причёска!  

– Прости меня, – сказало Солнышко.  

– Но если бы оно не ушло, – важно заметила Осень в длинном жёлтом пальто, – то у тебя бы не было такого кудрявого солнца.  

– Да, – ответила ей Улица. – Кудри – это так здорово! Солнышко теперь такое красивое! 

А Солнышко слушало их разговор и, смущённое и счастливое, тихонько закатывалось за горизонт, наливаясь пунцовым румянцем. 

Гордый таракан

Жил на свете Таракан со своей Тараканихой. Да вот беда – нигде Таракан прижиться не мог. Сколько они домов сменили – не счесть. Нигде не живётся Таракану. А всё от того, что он гордым был. 

Поселились однажды Таракан с Тараканихой в старой квартире, на антресолях, под изъеденной молью шапкой. И тепло, и сытно им было. Спустится Таракан за едой на кухню, а там крошек хлебных на полу – мерено-немерено! Будто поле одуванчиковое. А то и засохшие кусочки сыра попадутся. Наестся Таракан вдоволь, насобирает крошек для Тараканихи и поползёт в свой дом, на антресоли. Но однажды увидел его Бородатый Человек. Рассвирепел, схватил тапок да как стукнет по косяку, что к антресолям ведёт. Испугался Таракан, припустил сперва наверх, потом вниз, заметался в страхе и не знает куда податься. А Бородатый Человек ему обидные слова кричит: 

– Ах, ты чужеяд! Паразит! Нахлебник! Вот я тебя! 

Насилу успел Таракан в щель забиться. Сидит, пошевелиться не может, кроха хлебная поперёк горла встала. А в голове слова обидные так и звучат, будто эхо, – «Чужеяд», «Паразит»… Просидел в щели Таракан весь день, пока за окном не стемнело. Видит – ушёл Бородатый Человек. Вылез Таракан из укрытия, дополз до своего домика и говорит Тараканихе, насупив усики: 

– Собирайся. Обидел меня Бородатый Человек. Пойдём другой дом искать. 

Ошалела Тараканиха. Заголосила на все антресоли, будто безумная: 

– Ой, тараканы добрые! Вы поглядите-ка, что мой муженёк вытворяет! Жёнку по миру пустить хочет! Уж какой дом сменили, а он всё не успокоится. Тараканам в глаза смотреть стыдно. Где это видано, чтоб тараканы обижались да сытные места покидали? Не пойду! 

Видит Таракан – делать нечего, не хочет на этот раз жена с ним уходить. Завернул в клочок газеты три крошки ржаного хлеба, закинул узелок на спину и пошёл прочь. 

Осень. Холодно на улице. Бредёт Таракан по проспекту да всё больше в пожелтевший ольховый лист кутается – озяб совсем, вот-вот дух испустит. Вдруг откуда ни возьмись – аромат свежеиспеченных пирогов. Принюхался – из ларька пахнет. Заполз через дверную щель, а там женщина ватрушки печёт, – булочница. Видит – на полу тряпка лежит, грязная, ветхая. Постучался лапкой об пол перед ней, покашлял, чтоб его услышали. 

– Расстучался тут, – недовольно заговорили хором тараканы, но под тряпку пустили. 

Много под тряпкой сородичей. Но – в тесноте да не в обиде; решил Таракан тут и поселиться. 

Тепло Таракану в новом домике, хорошо, сытно. За едой и ползать никуда не надо: на полу и мука рассыпана, и зёрнышки творога разбросаны, и кусочки пирогов раскиданы. Высунется Таракан из укрытия, схватит бусинку засохшего творога и снова – юрк – в свой домик. Увидала это как-то раз Булочница. Разозлилась, подняла с пола тряпку, и давай лупить да приговаривать: 

–  У-у-у, воры! У-у-у, гады! 

Еле ноги унёс Таракан. Уж лучше на улице замёрзнуть, чем у Булочницы жить. 

Три дня и три ночи шёл Таракан. Изголодался. Лапки от холода онемели. Собрался было ждать конца, как вдруг видит – горит свет в окне, что на цокольном этаже. Заглянул, а там Художник картину пишет. А на картине девушка – белолицая, большеглазая, за роялем сидит. И показалось Таракану, будто музыка играет, – будто её длинные тонкие пальчики по клавишам пляшут. До того Таракану картина понравилась, что он подумал: «Пусть лучше пришлёпнет меня Художник, чем мёрзнуть тут». И заполз в квартиру через маленькую дырочку, что светилась в углу старой деревянной рамы. 

Еды у Художника оказалось мало. В основном всё несъедобное: краски, кисточки, книги… С трудом нашёл Таракан несколько булочных крошек. А когда было собрался перекусить, тут то его Художник и увидел. Приготовился к смерти Таракан, повесил усики и ждёт. 

– Вот я растяпа! – только и произнёс Художник да себя по лбу стукнул. 

Удивился Таракан. Убежал, забился под ножку мольберта и стал наблюдать оттуда, что дальше будет. А Художник швабру принёс и давай полы мыть. Теперь только с голодухи помереть – ни одной крошки не оставил. Чистота! Плохо на таком месте тараканам живётся, но Таракан остался. Отощал. Однажды даже в голодный обморок шлёпнулся! Но на сытные места и не думает возвращаться. Гордый. 

С мурашками наперегонки

По маленькой Машке 
Бежали мурашки. 
И Машка решила 
Мурашек догнать. 

Бежала, бежала, 
Бежала, бежала, 
Бежала, вдруг смотрит – 
А их не видать.  

Лук-советчик

Лук спросил у огурца:  
– Зачем тебе мурашки? 
Мёрзнешь что ли без конца  
В тоненькой рубашке? 

Взял бы ты пример с меня, – 
Сто на мне рубашек! 
И не мёрз бы ты тогда, 
Не было б мурашек. 

Огурец ответил хмуро: 
– Такова моя натура. 
Ты бы лучше не хвалился, 
А рубашкой поделился!  

Сбежавшая Волосина

Несчастье!  
Несчастье!  
Несчастье!  
Волосина сбежала от Насти!  

Ищут беглянку родители 
– А вы Волосину не видели? 
Плачет от горя Настя. 
Несчастье! 
Несчастье! 
Несчастье! 

Причёска без Волосины 
Непышная, некрасивая! 

А Волосина в ванной, вся в пене, – 
Не мыли её аж с прошлой недели!  

Муравьиное метро

Нашёл муравьед 
Кларнет. 
В растру́б заглянул, а там 
Снуют муравьи, 
Спешат, 
Быстро идут к поездам.  
Смотрел муравьед 
В кларнет, 
В кларнетовое нутро, 
На то, как спешат 
Муравьи, 
Снуют в муравьином метро. 
Шатнул муравьед  
Кларнет, 
Прищурив глаза хитро́. 
Забегали вдруг  
Муравьи. 
Вмиг опустело метро. 

Почему сели батарейки?

Сидели батарейки 
У дома, на скамейке. 
Кряхтели и вздыхали: 
– Ах, как же мы устали! 

Уж очень мы устали. 
Ни дня не отдыхали. 
И дышим еле-еле, 
Поэтому и сели. 

Две ёлки-соседки

Две ёлки-соседки 
Раскинули ветки  
И долго о чём-то болтали. 
А две непоседки – 
Белочки Светки – 
Резвились на них и играли.  

Но вдруг из-за шишки 
Сцепились малышки 
И с ветки на землю упали. 
 А ёлки-соседки, 
Грозя Светкам веткой, 
Макушками хмуро качали.  

Дед Мороз на апельсине

Прихожу я в магазин, 
Покупаю апельсин. 
А по апельсину 
Едет паровоз. 
А на паровозе 
Едет Дед Мороз. 

– Ты чего по апельсину 
Разъезжаешь в Новый год? 
– Очень ждёт моих подарков 
Апельсиновый народ.  

Альстромерия

А у дедушки Мороза, 
А у дедушки Мороза! 
А у дедушки Мороза  
Расцвела на бороде 
Альстромерия! 

От того, что по прогнозу  
От того, что по прогнозу! 
От того, что по прогнозу 
Наступило в декабре 
Потепление! 

Почему расчёска злая?

Спросили у расчёски: 
«Отчего ты злая? 
Вечно недовольная 
Ходишь, всех кусая?

Ответила расчёска, 
Приподняв зубцы: 
«Волосинки тонкие –  
Такие сорванцы! 

Сcорятся, ругаются, 
Пере-переплетаются!» 

0 комментариев