Митрофанова Екатерина. Сказки и стихотворения
Обиженная Улитка
Улитка тихонько ползла по листику одуванчика и разглядывала Действительность.
– Как это удобно – носить на спине домик! Если захочется домой, то не надо до него ползти, – прошелестел высокой травой Улитке игривый Ветер. И так раскачал одуванчик, на листике которого сидела Улитка, что чуть не сронил собеседницу. Улитка уже не ползла, а на всякий случай изо всех сил прилепилась к листику и с опаской поглядывала вниз.
– Ничего подобного! – возразила пролетевшей над Улиткой пустой банкой из-под лимонада Действительность. – Ты посмотри, какая она с домом на спине неуклюжая. Если бы оставила своё жилище где-нибудь, как все нормальные обитатели клумбы, то и ползла бы быстрее!
– А у меня домика нет. Даже такого, который бы можно было где-нибудь оставить, – печально просвистел листиками на деревьях Ветер.
– Но если мой дом будет в Австралии, а домой мне захочется, когда я буду в Южной Америке, то лететь придётся очень долго. Всё-таки домик на спине – это удобно!
– Глупости! – фыркнула проезжающим грузовиком Действительность. – Улитка – настоящая уродина! Если все будут носить свои дома с собой, то мир превратится в сплошные ползущие домики!
Услышавшие спор муравьи захотели посмотреть на уродливую Улитку и заспешили к одуванчику. Даже гусеница высунулась из листика соседнего цветка и прислушалась к разговору. Но на листике одуванчика никого не было. Улитка, не желая вступать в спор с грубой
Действительностью, убралась в свой домик…
Калитка на дереве
В большом городе, на берегу реки, что протекала под высоким железнодорожным мостом, около покосившейся Старой Берёзы лежала деревянная Калитка. Выцветшая, с облупившейся краской, она тихо поскрипывала ржавыми петлями:
– Неужели я больше никогда не смогу быть полезной? Неужели я совсем никому не нужна?
– Глупости! – засмеялся пробегавший мимо Ручеёк и лизнул бок Калитки холодным язычком. – Ты обязательно кому-нибудь пригодишься! Нужно лишь найти своё место.
Калитка задумалась.
– Переезжай к нам! – чирикнула ей услышавшая разговор Птичка в красном фартуке.
Калитка с радостью забралась на дерево и тут же взялась за дело. Птицам Калитка велела залетать в свои гнёзда и скворечники только через неё. Белки тоже должны были запрыгивать к себе домой через Калитку. Посторонним сидеть на Берёзе запрещалось. Гостям приходилось выписывать пропуск. А залетать на дерево после одиннадцати было невозможно, ведь Калитке, уставшей за целый день усердной работы, нужно было когда-то отдыхать. Молодёжь, не успевавшая вовремя вернуться домой, коротала ночи на соседних деревьях.
Жителям не понравились новые порядки. Птицы недовольно перечирикивались, а белки бросали в Калитку косые взгляды, но выказывать новосёлке своё недовольство прямо стеснялись. Даже Старая Берёза сердито потрескивала стволом. Калитка чувствовала себя неловко.
– Наверное, я плохо стараюсь, – грустно скрипела она подгнившими досочками.
– Не печалься, – пыталась подбодрить её Птица в красном фартуке. – Ты отлично справляешься.
– Чепуха! – заворчала Старая Берёза, покосившись ещё больше. – Если она ещё хоть день просидит на мне, то я склонюсь к земле от тяжести и больше никогда не смогу подняться!
Калитка виновато спустилась с дерева, подняла Старую Берёзу и упёрлась одними концами досок в землю, другими в ствол.
– Спасибо, – облегчённо вздохнула листиками Старая Берёза.
«Это же так здорово, – подумала Калитка, подпирая Старую Берёзу и смотря на бескрайнее небо. – Так здорово найти своё место и быть кому-то полезной!»
Кудрявое солнце
Солнышку вдруг стало скучно. Оно спустилось с неба и отправилось в салон красоты. Когда оно открыло дверь салона, то ослепило всех парикмахеров своим сиянием.
– Вы ослепительно выглядите! – щурясь от яркого света необычного посетителя, сказал парикмахер с красивым аристократическим носом и выразительными печальными глазами.
– Благодарю, – засмущалось Солнышко и покраснело. Оно уселось в кресло, радом с которым стоял парикмахер с красивым аристократическим носом и печальными глазами, и потребовало: – Сделайте мне химическую завивку.
Парикмахер не мог даже прикоснуться к обжигающим лучикам Солнышка. Чтобы их охладить, он обрызгал необычного клиента из огнетушителя. Лучики немного остыли, но всё равно были горячими, как раскалённая сковорода. Парикмахер надел толстые рукавицы, которые кто-то когда-то забыл и они валялись в одном из шкафчиков комода, что стоял в углу салона красоты. Теперь парикмахер спокойно мог работать, не переживая за свои руки. Он взял расчёску и принялся расчёсывать лучики. Расчёска тут же расплавилась, ведь была пластиковой. К счастью, в салоне красоты имелся металлический гребешок. Когда лучики были расчёсаны и пострижены, парикмахер накрутил их на алюминиевые бигуди, намазал каким-то раствором и оставил Солнышко сидеть так целый час, пока лучики хорошенько не завьются.
Через час Солнышко увидело себя в зеркале и ахнуло – таким красивым оно было! Вместо прямых лучей – кудряшки! Счастливое Солнышко поблагодарило парикмахера с красивым аристократическим носом и печальными глазами и побежало домой – на небо.
Как только Солнышко вернулось на своё место, тёмная прежде улица (а без солнца все улицы тёмные) стала светлой.
– Больше не уходи так внезапно, – обижено прошелестела осенними листиками Улица. – Как же я рада, что ты вернулось. Какая же красивая у тебя причёска!
– Прости меня, – сказало Солнышко.
– Но если бы оно не ушло, – важно заметила Осень в длинном жёлтом пальто, – то у тебя бы не было такого кудрявого солнца.
– Да, – ответила ей Улица. – Кудри – это так здорово! Солнышко теперь такое красивое!
А Солнышко слушало их разговор и, смущённое и счастливое, тихонько закатывалось за горизонт, наливаясь пунцовым румянцем.
Гордый таракан
Жил на свете Таракан со своей Тараканихой. Да вот беда – нигде Таракан прижиться не мог. Сколько они домов сменили – не счесть. Нигде не живётся Таракану. А всё от того, что он гордым был.
Поселились однажды Таракан с Тараканихой в старой квартире, на антресолях, под изъеденной молью шапкой. И тепло, и сытно им было. Спустится Таракан за едой на кухню, а там крошек хлебных на полу – мерено-немерено! Будто поле одуванчиковое. А то и засохшие кусочки сыра попадутся. Наестся Таракан вдоволь, насобирает крошек для Тараканихи и поползёт в свой дом, на антресоли. Но однажды увидел его Бородатый Человек. Рассвирепел, схватил тапок да как стукнет по косяку, что к антресолям ведёт. Испугался Таракан, припустил сперва наверх, потом вниз, заметался в страхе и не знает куда податься. А Бородатый Человек ему обидные слова кричит:
– Ах, ты чужеяд! Паразит! Нахлебник! Вот я тебя!
Насилу успел Таракан в щель забиться. Сидит, пошевелиться не может, кроха хлебная поперёк горла встала. А в голове слова обидные так и звучат, будто эхо, – «Чужеяд», «Паразит»… Просидел в щели Таракан весь день, пока за окном не стемнело. Видит – ушёл Бородатый Человек. Вылез Таракан из укрытия, дополз до своего домика и говорит Тараканихе, насупив усики:
– Собирайся. Обидел меня Бородатый Человек. Пойдём другой дом искать.
Ошалела Тараканиха. Заголосила на все антресоли, будто безумная:
– Ой, тараканы добрые! Вы поглядите-ка, что мой муженёк вытворяет! Жёнку по миру пустить хочет! Уж какой дом сменили, а он всё не успокоится. Тараканам в глаза смотреть стыдно. Где это видано, чтоб тараканы обижались да сытные места покидали? Не пойду!
Видит Таракан – делать нечего, не хочет на этот раз жена с ним уходить. Завернул в клочок газеты три крошки ржаного хлеба, закинул узелок на спину и пошёл прочь.
Осень. Холодно на улице. Бредёт Таракан по проспекту да всё больше в пожелтевший ольховый лист кутается – озяб совсем, вот-вот дух испустит. Вдруг откуда ни возьмись – аромат свежеиспеченных пирогов. Принюхался – из ларька пахнет. Заполз через дверную щель, а там женщина ватрушки печёт, – булочница. Видит – на полу тряпка лежит, грязная, ветхая. Постучался лапкой об пол перед ней, покашлял, чтоб его услышали.
– Расстучался тут, – недовольно заговорили хором тараканы, но под тряпку пустили.
Много под тряпкой сородичей. Но – в тесноте да не в обиде; решил Таракан тут и поселиться.
Тепло Таракану в новом домике, хорошо, сытно. За едой и ползать никуда не надо: на полу и мука рассыпана, и зёрнышки творога разбросаны, и кусочки пирогов раскиданы. Высунется Таракан из укрытия, схватит бусинку засохшего творога и снова – юрк – в свой домик. Увидала это как-то раз Булочница. Разозлилась, подняла с пола тряпку, и давай лупить да приговаривать:
– У-у-у, воры! У-у-у, гады!
Еле ноги унёс Таракан. Уж лучше на улице замёрзнуть, чем у Булочницы жить.
Три дня и три ночи шёл Таракан. Изголодался. Лапки от холода онемели. Собрался было ждать конца, как вдруг видит – горит свет в окне, что на цокольном этаже. Заглянул, а там Художник картину пишет. А на картине девушка – белолицая, большеглазая, за роялем сидит. И показалось Таракану, будто музыка играет, – будто её длинные тонкие пальчики по клавишам пляшут. До того Таракану картина понравилась, что он подумал: «Пусть лучше пришлёпнет меня Художник, чем мёрзнуть тут». И заполз в квартиру через маленькую дырочку, что светилась в углу старой деревянной рамы.
Еды у Художника оказалось мало. В основном всё несъедобное: краски, кисточки, книги… С трудом нашёл Таракан несколько булочных крошек. А когда было собрался перекусить, тут то его Художник и увидел. Приготовился к смерти Таракан, повесил усики и ждёт.
– Вот я растяпа! – только и произнёс Художник да себя по лбу стукнул.
Удивился Таракан. Убежал, забился под ножку мольберта и стал наблюдать оттуда, что дальше будет. А Художник швабру принёс и давай полы мыть. Теперь только с голодухи помереть – ни одной крошки не оставил. Чистота! Плохо на таком месте тараканам живётся, но Таракан остался. Отощал. Однажды даже в голодный обморок шлёпнулся! Но на сытные места и не думает возвращаться. Гордый.
С мурашками наперегонки
По маленькой Машке
Бежали мурашки.
И Машка решила
Мурашек догнать.
Бежала, бежала,
Бежала, бежала,
Бежала, вдруг смотрит –
А их не видать.
Лук-советчик
Лук спросил у огурца:
– Зачем тебе мурашки?
Мёрзнешь что ли без конца
В тоненькой рубашке?
Взял бы ты пример с меня, –
Сто на мне рубашек!
И не мёрз бы ты тогда,
Не было б мурашек.
Огурец ответил хмуро:
– Такова моя натура.
Ты бы лучше не хвалился,
А рубашкой поделился!
Сбежавшая Волосина
Несчастье!
Несчастье!
Несчастье!
Волосина сбежала от Насти!
Ищут беглянку родители
– А вы Волосину не видели?
Плачет от горя Настя.
Несчастье!
Несчастье!
Несчастье!
Причёска без Волосины
Непышная, некрасивая!
А Волосина в ванной, вся в пене, –
Не мыли её аж с прошлой недели!
Муравьиное метро
Нашёл муравьед
Кларнет.
В растру́б заглянул, а там
Снуют муравьи,
Спешат,
Быстро идут к поездам.
Смотрел муравьед
В кларнет,
В кларнетовое нутро,
На то, как спешат
Муравьи,
Снуют в муравьином метро.
Шатнул муравьед
Кларнет,
Прищурив глаза хитро́.
Забегали вдруг
Муравьи.
Вмиг опустело метро.
Почему сели батарейки?
Сидели батарейки
У дома, на скамейке.
Кряхтели и вздыхали:
– Ах, как же мы устали!
Уж очень мы устали.
Ни дня не отдыхали.
И дышим еле-еле,
Поэтому и сели.
Две ёлки-соседки
Две ёлки-соседки
Раскинули ветки
И долго о чём-то болтали.
А две непоседки –
Белочки Светки –
Резвились на них и играли.
Но вдруг из-за шишки
Сцепились малышки
И с ветки на землю упали.
А ёлки-соседки,
Грозя Светкам веткой,
Макушками хмуро качали.
Дед Мороз на апельсине
Прихожу я в магазин,
Покупаю апельсин.
А по апельсину
Едет паровоз.
А на паровозе
Едет Дед Мороз.
– Ты чего по апельсину
Разъезжаешь в Новый год?
– Очень ждёт моих подарков
Апельсиновый народ.
Альстромерия
А у дедушки Мороза,
А у дедушки Мороза!
А у дедушки Мороза
Расцвела на бороде
Альстромерия!
От того, что по прогнозу
От того, что по прогнозу!
От того, что по прогнозу
Наступило в декабре
Потепление!
Почему расчёска злая?
Спросили у расчёски:
«Отчего ты злая?
Вечно недовольная
Ходишь, всех кусая?
Ответила расчёска,
Приподняв зубцы:
«Волосинки тонкие –
Такие сорванцы!
Сcорятся, ругаются,
Пере-переплетаются!»